Метафизика и психология
То, что дарвинизм вышел на край “мировоззренческой платформы”, за пределами которой он уже не может быть адекватным инструментом познания, было осознано учеными в последние дасятилетия. Ограниченность официальной космологии не осознается ее адептами до сих пор. А вот науки психологического цикла соприкасаются с загадками сознания так давно, что успели к ним привыкнуть и стараются организовать свою деятельность так, чтобы пореже оказываться в непосредственной близости от “опасных” регионов. В частности, это выражается в повальном увлечении аппаратными средствами исследования нервной деятельности.
Оправданием этому мог бы служить тот факт, что обнаружены два параллельных ряда состояний: один сознания, а другой нервной системы (Глава 14). Но ни при каких усилиях не удается выявить механизмы взаимовлияния этих двух рядов. Как кажется, “шлюзы” между ними отсутствуют. Но в таком случае встает вопрос: зачем понадобились природе именно два ряда состояний, а не один. Вот компьютеры, например, решают массу задач, вовсе не обременяя себя ни эмоциями, ни ощущениями типа “тепло-холодно”, ни восприятиями звука или цвета. Им достаточно измерить потоки механической или электромагнитной энергии, подставить их значения в формулы и получить результат. Никакого второго ряда состояний им не нужно. Зачем же он понадобился живым существам, если нервная система словно компьютер могла бы им все обсчитать и организовать без всякого сознания? Не случайно в науке укоренилось представление, что сознание - это некий забавный, но в общем-то ненужный довесок к биологическому организму (эпифеномен). Но живые существа явно проявляют признаки сознания и без него существовать не могут. Отсюда, как минимум, следует, что в научных представлениях о психической деятельности имеется огромное “слепое пятно”.
Это впечатление усиливается еще и тем, что по непонятной причине сознание живых существ до предела наполнено ощущениями звука, цвета, осязания, эмоциями, то есть тем, о природе чего науке известно так же мало, как и сотни лет назад. Ведь она может точно измерить частотные характеристики звука или электромагнитного излучения, но ни один прибор не восхитится романтической песней, звучащей на фоне розового заката. А каким образом все эти колебания превращаются в наши ощущения, по-прежнему неизвестно.
Для полноты картины сюда следует добавить абсолютную загадочность импульсов, которые в таком обилии распространяются по нервным волокнам. Доказано только, что это никакие не телеграфные сообщения, которыми будто бы обмениваются рецепторы с мозгом (Глава 14). Будь это сообщения, их давно бы расшифровали.
Для Концепции все эти проблемы интересны с той точки зрения, что дали повод продемонстрировать полезность перехода от “телесной” модели микрокосмоса к “волновой” (Главы 8 и 15). Поясним это. В основании Концепции лежит представление о том, что Макрокосмос это довольно сложно организованный объект, составленный из тороидальных пространств разного числа измерений. По его пространственным кружевам циркулируют импульсы эфирной энергии. В целом о Макрокосмосе можно говорить как о некоем тонкоматериальном теле. Ибо он сохраняет свою идентичность на протяжение весьма длительного времени, хотя и испытывает видоизменения, приближаясь к состоянию внутренней гармонии.
А вот представление о том, что и микрокосмосы суть такие же тела, остающиеся тождественными самим себе несмотря на все перипетии существования, оказалось весьма ограниченным. Впрочем, как было показано в Главах 21-27, “телесная” модель помогает прояснить ряд проблем духовного возрождения, но только до определенного предела. Далее необходим переход к “волновой” модели. А именно: микрокосмосы суть те самые импульсы эфирной энергии, которые циркулируют по телу Макрокосмоса. Каждый такой импульс сам по себе совершенно безличен, как вода, которая может принять форму любого сосуда. Индивидуальное своеобразие он обретает только благодаря воспроизводству картины мира, “записанной” в каждом данном сегменте Макрокосмоса, по которому он сейчас продвигается (вода заполняет определенный сосуд). Границы сегмента задаются точками Кетер, в которых собираются воедино все одномерные волокна данного сегмента.
Весь текущий опыт живого существа (его картина мира) фиксируется в конфигурации пространственных кружев (создаются “хроники акаши”). Но импульс уходит дальше, и “записи” пассивно ожидают, пока очередной импульс не подарит им следующий сеанс кратковременного существования и не создаст новый слой хроник. Без безличных эфирных вибраций индивидуальное информационное наполнение микрокосмоса мертво.
Так вот, именно “волновая” модель микрокосмоса, этого тонкоматериального посредника, обеспечивающего проявление сознания в нашем мире, позволила понять функции нервых импульсов, а также то, зачем нужны два параллельных ряда состояний - психики и нервной системы (Глава 15).
Исходное соображение при этом заключается в утверждении, что если уж существуют “хроники акаши”, в которых каждое мгновение фиксируется текущая картина мира, то для нашего мозга нет никакой необходимости хранить эти самые картины в своей памяти. Иными словами, память принадлежит не мозгу, а всему микрокосмосу, и располагается вне физического организма. Ведь этот последний есть результат воспроизведения картины мира в данный момент. А субстрат для картин мира в прошлые моменты (что и есть память!) уже обрел покой в пройденных участках пространственных кружев.
За бегущим импульсом, в пределах которого существует организм, тянется шлейф одномерных волокон, исходящих из каждого рецептора, и играющих роль их мировых линий в пространстве-времени. Когда внешний агент воздействует на рецептор, этот последний посылает в мозг нервный импульс, который не несет никакой иной информации, как только указание на сам факт воздействия. Одновременно на мировой линии остается что-то вроде маяка, отмечающего место контакта рецептора с внешним миром.
Каждое мгновение к мозгу стекаются аналогичные сигналы от миллионов рецепторов, но все время от разных! Чтобы распознать ситуацию, в которой в данный момент оказался организм, мозг посылает к этим рецепторам встречные импульсы, которые от них по мировым линиям уходят “в прошлое”. Однотипной признается та ситуация, в которой набор маяков максимально близок той, что анализируется сейчас. В этом месте мировых линий (что эквивалентно определенному моменту прошлого) энергия почти всех импульсов выходит во внешний мир, возбуждая спящие хроники акаши. В этом месте воспроизводится слабое подобие былой картины мира, которая и оживает в сознании. Этим объясняется, во-первых, целостность воспоминаний, а во-вторых, убедительность иллюзий, возникающих при ошибочном распознавании ситуации. Для их развенчания должно пройти какое-то время, накопиться актуальный опыт, противоречащий иллюзорному отождествлению.
Как видим, почти все механизмы, поддерживающие память, имеют тонкоматериальную природу. В мире вещества присутствует только встречная система нервных волокон, идущая от мозга к рецепторам. Исследователями она обнаружена сравнительно недавно и ее функции остаются непонятными до сих пор. На них она производит впечатления чего-то излишнего. Впрочем, как и само сознание (анализ проблемы см. в Главах 14 и 15).
Предложенная Концепцией модель памяти объясняет, зачем нужны два ряда состояний - сознания и нервной системы. Дело в том, что в сознании присутствуют только те состояния, которые воспроизводятся в процессе поиска аналогов из прошлого. В результате, текущий момент “сейчас” всегда облачен в одежды, позаимствованные из нашего прошлого. Если мы столкнемся с чем-то поистине неведомым, то просто не осознаем его присутствия. Получается, что “шлюз”, соединяющий два ряда состояний, всегда находится в прошлом, потому его и не удается обнаружить с помощью приборов. Этот “шлюз” скорее похож на систему зеркал, которые очень быстро передвигаются туда-сюда “по оси времени”, в каждом из которых сознание видит фрагменты картины мира и собирает их воедино. Без динамичной нервной деятельности эта система зеркал застыла бы в неподвижности и смена состояний сознания прекратилась бы.
Само собой понятно, насколько важно для выживания организма быстрое распознавание текущей ситуации. Если бы всякий раз (а это значит, что почти каждое мгновение) сознанию для поисков аналогов приходилось бы просматривать всю историю данного организма, то процесс распознавания был бы очень медленным. Он существенно ускоряется благодаря деятельности Референтной системы (Глава 15).
Во-первых, она умеет предъявлять сознанию вместо частотных и энергетических параметров внешних воздействий их информационные эквиваленты, которые сознанием были освоены на предыдущих стадиях становления Макрокосмосов. Так, воздействие электромагнитных полей подменяется ощущением окрашенного света, а акустических - звуком разных тонов. В Макрокосмосе всегда присутствуют стабильные носители этих ощущений - это микрокосмосы с размерностью 1 и 2. Референтная система просто устанавливает связь между характером внешних воздействий (амодальных по своей природе) с эквивалентными носителями модальных ощущений цвета и звука. В этом же ряду находится и переживание смысла. Оно возникает, когда наличной ситуации ставится в соответствие тот или иной нульмерный объект из числа точек Кетер.
Во-вторых, Референтная система умеет классифицировать внешние воздействия по многим параметрам. Так как она всегда старается встать между нами и внешним миром, то мы вскоре начинаем осознавать не каждый конкретный объект, а тот класс, к которому объект отнесен Референтной системой, не березы и осины, а деревья вообще. Такое обеднение сознания есть плата за огромное ускорение распознавания. На способность Референтной системы к классификации можно смотреть как на первые стадии развития интеллекта в западном понимании этого слова. Ведь выявление классов невозможно без операции обобщения, что в языке соответствует выработке понятий.
Почти все мы видим сны, а вот зачем мы это делаем, науке по-настоящему неизвестно до сих пор. Казалось бы, ночью у мозга появляется шанс для отдыха, а он вместо этого занят чрезвычайно активной деятельностью, только малую часть из которой мы осознаем в форме снов. Самое странное, что эта деятельность носит выраженный хаотический характер, в ней единым вихрем оказываются захвачены самые несовместимые образы. Зачем это? И почему лишение сна так болезненно переживается организмом?
С точки зрения предложенной модели “внешней” памяти ясно, что микрокосмос использует время физического покоя для настройки классификации Референтной системы с учетом дневного опыта. Эффект так же хаотичен, как хаотична “музыка”, когда симфонический оркестр настраивается перед выступлением. На этом основании бытует мнение, что свойством хаотичности обладает и все подсознание. Что фрагменты памяти в нем будто бы никак не организованы, или организованы в каком-то абсурдном порядке. Но согласно волновой модели микрокосмоса память организма представляет собой череду былых картин мира и упорядочена строго вдоль пройденного пространственного коридора. Хаотично работает Референтная система, которая осуществляет доступ к осознанию различных эпизодов прошлого. Причем, управляет ею мозг, который играет роль не хранилища памяти, а всего лишь коммутатора, организующего единый отклик в ответ на миллионы сигналов от различных рецепторов. А уже этот объединенный импульс возбуждает эхо в пройденных пространственных коридорах прошлого, каковое и становится содержанием нашего сознания.